ПРОЗА
- Мама, - спрашивает шестилетний сын, - папа сказал, что купил облако.
- Да, это в интернете.
- А я бы хотел купить тучу!
- Зачем тебе туча?
- А я полечу к ней на самолёте, привяжу её и буду возить свою тучу и поливать. К бабушке на дачу полечу – и огород полью, чтобы она со шлангом и лейкой не ходила, а отдыхала.
- А ещё что будешь поливать?
- Улицу нашу полью. Летом так много пыли!
- Да, но зимой из тучи будет идти снег!
- Снег, - переспрашивает он и ненадолго задумывается, - вот и хорошо! Над дорогами я её не буду возить, а над горкой и над парком – буду! В парке будет много снега! Будем играть в снежки и кататься на санках с горки.
Мама улыбается:
- Так и будет. Немножко подрастёшь – и полетишь. А меня с собой будешь брать иногда?
Опять задумывается.
- Нет, мама. Скорее всего, нет. Это – очень опасно. Я буду летать сам. Один. Хорошо?
- Хорошо! А мы с папой будем сидеть на его облаке и смотреть на тебя. И махать тебе рукой. И посылать воздушные поцелуи.
- Да, это в интернете.
- А я бы хотел купить тучу!
- Зачем тебе туча?
- А я полечу к ней на самолёте, привяжу её и буду возить свою тучу и поливать. К бабушке на дачу полечу – и огород полью, чтобы она со шлангом и лейкой не ходила, а отдыхала.
- А ещё что будешь поливать?
- Улицу нашу полью. Летом так много пыли!
- Да, но зимой из тучи будет идти снег!
- Снег, - переспрашивает он и ненадолго задумывается, - вот и хорошо! Над дорогами я её не буду возить, а над горкой и над парком – буду! В парке будет много снега! Будем играть в снежки и кататься на санках с горки.
Мама улыбается:
- Так и будет. Немножко подрастёшь – и полетишь. А меня с собой будешь брать иногда?
Опять задумывается.
- Нет, мама. Скорее всего, нет. Это – очень опасно. Я буду летать сам. Один. Хорошо?
- Хорошо! А мы с папой будем сидеть на его облаке и смотреть на тебя. И махать тебе рукой. И посылать воздушные поцелуи.
MOORE – Му:р, мооре, море. Здорово!
«О» солнца садится за непрозрачный край «О» Земли. Твои губы, как сложенное «о», тянутся ко мне. Круглые глаза смотрят растерянно. Эта буква меньше всего похожа на нас. Хотя ты – «О».
В этой букве всё закончено. Кольцо. Больше и дальше некуда – получатся другие буквы.
На ВДНХ, низко опустив голову, виноватые пони ходят по кругу. Что-то предрешённое в их «О».
Изо дня в день мы вырисовываем эти буквы: завтрак-обед-ужин, завтрак-обед-ужин. Работа-дом, работа-дом. О-о-о! Как стон из груди.
Я сажусь в центр «О». Удобная буква. Из-за неё можно выглядывать, как из-за забора. А ко мне – ни-ни! Калитки нет. Это – не «А».
Смешно-о!
Женщина рожает, стареет… Часто при этом неудержимо полнеют. Век такой? И вот, из домов выкатываются на улицу женщины «О». Кое-где мелькают латинские «i». По одежде ничего не поймёшь, но я догадываюсь: это – мужчины.
Ты мне показываешь язык. Зачем? Тебе не нравится «О»? Ты – «Q».
Если на диалектическую спираль посмотреть сверху, увидишь «О». А «О» сбоку выглядит отрезком, палочкой, восклицательным знаком без точки. Мужчиной без головы. А в фас – круглый как дурак, но это не ноль.
Метро чертит «О». На самом его верху – твоя остановка. И моя тоже. Ты выходишь внутрь, а я – наружу. Я бегу по этому «О» - оно стеклянной стеной встает передо мной. Я стукаюсь в него, перебираю по нему руками. Бегу, бегу… Метро охраняет тебя.
Я сажусь на четыре «О» моего маленького автомобиля. Пятое «О» приятно холодит руки. Я разгоняюсь – и разбиваю стеклянное «О». Здравствуй!
Давай не будет похожими на «О»! Давай не замкнемся! Давай вытянемся в спираль, сломаемся в «А», разорвемся в «Ы»? Давай, будем «Ю»?
Не пойдём туда, где уже были. Не вернемся к старым мыслям по-старому.
Знаешь, как тигры в цирке не любят горящие «О»? Но не потому, что боятся огня. Природе противна эта буква, в ней нет ничего абсолютно круглого.
Солнце. Оно рвётся, как сердце, протуберанцами чувства. Оно дрожит, пульсирует! Гелий? Водород? Ерунда! Оно – любит. И любовью притягивает в себе планеты, и, обижаясь на нас, садится на непрозрачный край сдавленного сверху и снизу «О» Земли.
1984
«О» солнца садится за непрозрачный край «О» Земли. Твои губы, как сложенное «о», тянутся ко мне. Круглые глаза смотрят растерянно. Эта буква меньше всего похожа на нас. Хотя ты – «О».
В этой букве всё закончено. Кольцо. Больше и дальше некуда – получатся другие буквы.
На ВДНХ, низко опустив голову, виноватые пони ходят по кругу. Что-то предрешённое в их «О».
Изо дня в день мы вырисовываем эти буквы: завтрак-обед-ужин, завтрак-обед-ужин. Работа-дом, работа-дом. О-о-о! Как стон из груди.
Я сажусь в центр «О». Удобная буква. Из-за неё можно выглядывать, как из-за забора. А ко мне – ни-ни! Калитки нет. Это – не «А».
Смешно-о!
Женщина рожает, стареет… Часто при этом неудержимо полнеют. Век такой? И вот, из домов выкатываются на улицу женщины «О». Кое-где мелькают латинские «i». По одежде ничего не поймёшь, но я догадываюсь: это – мужчины.
Ты мне показываешь язык. Зачем? Тебе не нравится «О»? Ты – «Q».
Если на диалектическую спираль посмотреть сверху, увидишь «О». А «О» сбоку выглядит отрезком, палочкой, восклицательным знаком без точки. Мужчиной без головы. А в фас – круглый как дурак, но это не ноль.
Метро чертит «О». На самом его верху – твоя остановка. И моя тоже. Ты выходишь внутрь, а я – наружу. Я бегу по этому «О» - оно стеклянной стеной встает передо мной. Я стукаюсь в него, перебираю по нему руками. Бегу, бегу… Метро охраняет тебя.
Я сажусь на четыре «О» моего маленького автомобиля. Пятое «О» приятно холодит руки. Я разгоняюсь – и разбиваю стеклянное «О». Здравствуй!
Давай не будет похожими на «О»! Давай не замкнемся! Давай вытянемся в спираль, сломаемся в «А», разорвемся в «Ы»? Давай, будем «Ю»?
Не пойдём туда, где уже были. Не вернемся к старым мыслям по-старому.
Знаешь, как тигры в цирке не любят горящие «О»? Но не потому, что боятся огня. Природе противна эта буква, в ней нет ничего абсолютно круглого.
Солнце. Оно рвётся, как сердце, протуберанцами чувства. Оно дрожит, пульсирует! Гелий? Водород? Ерунда! Оно – любит. И любовью притягивает в себе планеты, и, обижаясь на нас, садится на непрозрачный край сдавленного сверху и снизу «О» Земли.
1984
В Москве в октябре погода уже противная. Дождь льёт. А иногда и заморозки на почве. И это понятно: беспочвенных заморозков не бывает. А на работу надо ходить. 6 дней в неделю. И она ходила, даже летала. Радостная, звонкая. Земля не хотела её долго держать на себе и словно отталкивала, словно пружинила под ней.
Работала Наташа пионервожатой. В школе. Справка о реабилитации отца уже пришла и ей даже выплатили его месячную зарплату. Она перестала быть дочерью «врага народа». Да, ошиблись. С кем не бывает?
В этот день она тоже торопилась домой. Надо было рассказать маме, что её включили в делегацию. Она поедет в Китай!
- Куда? – удивилась мама, - Шутишь?
- Никаких шуток! Еду к Мао Цзедуну!
- Наташа Цзедуновна, расскажи толком.
Времени на сборы почти не было. Да, и что собирать? Платье – танцевать, «белый верх, чёрный низ» - для официальных встреч. Главное не забыть пионерский галстук! Всё-таки она – пионервожатая.
А дальше всё, как в октябрьском московском тумане. Китай, встречи, радость, смех, объятия друзей. Тогда и с друзьями было попроще. Обнялись – и всё, друзья!
А это что за вкуснятина такая, - спросила Наташа на одном из официальных приёмов. Немного наклонившись к ней официант ответил на звенящем каждой буквой русском:
- Собачка в соусе!
- Буду-ка я здесь лучше худеть, - решила она про себя.
А дни в Китае мелькали, как московские октябрьские листья за окном. И вот уже надо лететь обратно. Пекин – Омск – Москва.
«Буду 17-го. Поздно. Целую Наташа». Мама опустилась на стул:
- Скорей бы уже!
Ждали к ужину. Но к ужину Наташа не появилась. И что такое «поздно»? Несносная девчонка! А уже 20 лет. Пора повзрослеть!
Наступила полночь. И стрелка, качнувшись, оказалась уже в 18-ом октября. Домашние телефоны в то время были редкостью. Зато телефоны-автоматы – почти на каждом шагу. Мама выбежала на улицу. 2 копейки. Никогда их не найти! А, вот. А звонить куда? В аэропорт! Куда же ещё?
- А вы почему этим рейсом интересуетесь? – аккуратно ответили там.
- Как почему? Дочь летела из Пекина, обещала быть дома вечером!
- Вы не волнуйтесь, всё будет в порядке. Приезжайте в наше представительство по такому-то адресу.
(Хорошо, что Каланчёвка близко от центра!)
- Сейчас? Ночью? Зачем в представительство?
А сердце уже колтилось и бухало, отдаваясь в ушах. Что случилось? Зачем в представительство? Зачем в представительство?
Встретили её хорошо. Войдя внутрь, она сразу удивилась, что слишком много народа для этого времени. Ночь на дворе, а они тут толкаются, ревут.
- Чего реветь-то? – она только успела подумать об этом, а слёзы уже настойчиво шептали:
- Мы здесь, мы рядом!
А встретили хорошо. Попросили паспорт. Усадили на стул. Сказали «крепитесь» и сообщили о том, что самолёт потерпел крушение.
Никто до сих пор не знает, как надо крепиться в этот момент. Или держаться? «Вы держитесь!». За что держаться, когда нет ничего вокруг! Вообще ничего! Даже земли нет. Всё рухнуло одномоментно.
Самолет вылетел из Омска. На борту были и наши, и китайцы, и северокорейцы. Активисты. Но Москва не принимала. Туман. И Горький не принял. Тоже туман. А Казань уже осталась позади. И дали команду лететь в Сверловск. А потом – турбулентность. Штопор. Ту-104А выпуска 1958 года. Совсем младенец. 80 человек на борту. Им командовал Гарольд Кузнецов. Понимая, что они обречены, он продложал чётко рассказывать «на землю» обо всём, что делал и что происходило с самолётом. Потом в конструкцию внесли изменения. Потом.
А вечером следующего дня в квартире на Каланчёвке раздался звонок в дверь. Надо открыть! Но ноги совсем ватные, но руки не слушаются. Но она дошла. Открыла. И тут же поняла, что сошла с ума. Небо погасили.
На пороге стояла Наташа. Нет, не образ, не мираж. Одна с небольшой сумкой, но без чемодана.
Жива!
Через несколько лет Наташе будет суждено стать уже мамой моей. А сейчас она стояла в дверях и не понимала, что с мамой её, моей бабушкой? Она и плачет, и смеётся одновременно.
- Понимаешь, - начала она говорить уже на кухне, - мы прошли регистрацию, но какой-то китаец, большой начальник, не успевал приехать и проводить нас. И мы втроём остались. Нам сказали не волноваться. Мы полетим обычным, не спецрейсом. А чемодан можно будет забрать, когда удобно. Вот, смотри, какую красивую супницу он мне подарил!
Супница и вправду была большой и красивой. В неё можно было глядеться, когда над Москвой туман рассеивался и ласково светило солнце.
Работала Наташа пионервожатой. В школе. Справка о реабилитации отца уже пришла и ей даже выплатили его месячную зарплату. Она перестала быть дочерью «врага народа». Да, ошиблись. С кем не бывает?
В этот день она тоже торопилась домой. Надо было рассказать маме, что её включили в делегацию. Она поедет в Китай!
- Куда? – удивилась мама, - Шутишь?
- Никаких шуток! Еду к Мао Цзедуну!
- Наташа Цзедуновна, расскажи толком.
Времени на сборы почти не было. Да, и что собирать? Платье – танцевать, «белый верх, чёрный низ» - для официальных встреч. Главное не забыть пионерский галстук! Всё-таки она – пионервожатая.
А дальше всё, как в октябрьском московском тумане. Китай, встречи, радость, смех, объятия друзей. Тогда и с друзьями было попроще. Обнялись – и всё, друзья!
А это что за вкуснятина такая, - спросила Наташа на одном из официальных приёмов. Немного наклонившись к ней официант ответил на звенящем каждой буквой русском:
- Собачка в соусе!
- Буду-ка я здесь лучше худеть, - решила она про себя.
А дни в Китае мелькали, как московские октябрьские листья за окном. И вот уже надо лететь обратно. Пекин – Омск – Москва.
«Буду 17-го. Поздно. Целую Наташа». Мама опустилась на стул:
- Скорей бы уже!
Ждали к ужину. Но к ужину Наташа не появилась. И что такое «поздно»? Несносная девчонка! А уже 20 лет. Пора повзрослеть!
Наступила полночь. И стрелка, качнувшись, оказалась уже в 18-ом октября. Домашние телефоны в то время были редкостью. Зато телефоны-автоматы – почти на каждом шагу. Мама выбежала на улицу. 2 копейки. Никогда их не найти! А, вот. А звонить куда? В аэропорт! Куда же ещё?
- А вы почему этим рейсом интересуетесь? – аккуратно ответили там.
- Как почему? Дочь летела из Пекина, обещала быть дома вечером!
- Вы не волнуйтесь, всё будет в порядке. Приезжайте в наше представительство по такому-то адресу.
(Хорошо, что Каланчёвка близко от центра!)
- Сейчас? Ночью? Зачем в представительство?
А сердце уже колтилось и бухало, отдаваясь в ушах. Что случилось? Зачем в представительство? Зачем в представительство?
Встретили её хорошо. Войдя внутрь, она сразу удивилась, что слишком много народа для этого времени. Ночь на дворе, а они тут толкаются, ревут.
- Чего реветь-то? – она только успела подумать об этом, а слёзы уже настойчиво шептали:
- Мы здесь, мы рядом!
А встретили хорошо. Попросили паспорт. Усадили на стул. Сказали «крепитесь» и сообщили о том, что самолёт потерпел крушение.
Никто до сих пор не знает, как надо крепиться в этот момент. Или держаться? «Вы держитесь!». За что держаться, когда нет ничего вокруг! Вообще ничего! Даже земли нет. Всё рухнуло одномоментно.
Самолет вылетел из Омска. На борту были и наши, и китайцы, и северокорейцы. Активисты. Но Москва не принимала. Туман. И Горький не принял. Тоже туман. А Казань уже осталась позади. И дали команду лететь в Сверловск. А потом – турбулентность. Штопор. Ту-104А выпуска 1958 года. Совсем младенец. 80 человек на борту. Им командовал Гарольд Кузнецов. Понимая, что они обречены, он продложал чётко рассказывать «на землю» обо всём, что делал и что происходило с самолётом. Потом в конструкцию внесли изменения. Потом.
А вечером следующего дня в квартире на Каланчёвке раздался звонок в дверь. Надо открыть! Но ноги совсем ватные, но руки не слушаются. Но она дошла. Открыла. И тут же поняла, что сошла с ума. Небо погасили.
На пороге стояла Наташа. Нет, не образ, не мираж. Одна с небольшой сумкой, но без чемодана.
Жива!
Через несколько лет Наташе будет суждено стать уже мамой моей. А сейчас она стояла в дверях и не понимала, что с мамой её, моей бабушкой? Она и плачет, и смеётся одновременно.
- Понимаешь, - начала она говорить уже на кухне, - мы прошли регистрацию, но какой-то китаец, большой начальник, не успевал приехать и проводить нас. И мы втроём остались. Нам сказали не волноваться. Мы полетим обычным, не спецрейсом. А чемодан можно будет забрать, когда удобно. Вот, смотри, какую красивую супницу он мне подарил!
Супница и вправду была большой и красивой. В неё можно было глядеться, когда над Москвой туман рассеивался и ласково светило солнце.
Он такой беленький, с заточенным носиком. Похож на неправильно очиненный карандашик или на односторонний резец, которому надо вспарывать воздух на большой скорости. И едет он быстро. Иногда на даче подойдешь к переезду, а он – вжик – и промчался. Быстро. Так быстро, что теперь на электричке добраться за город стало большой проблемой. Не один десяток поездов отменили. Очень быстро отменили. Чтобы 650 километров проехать за 4 с лишним часа. Это что ж получается? В среднем – 150 километров в час? Великая скорость!
Три вагона с самыми дорогими местами оказались в голове состава, но крыши перрона на весь состав не хватило. Холодный дождь на пронизывающем ветру выместил на богатеньких пассажирах всю классовую ненависть… Мне показалось, что спрятавшийся от дождя вглубь тамбура проводник, с каким-то щемяще-зловредным чувством медленно и обстоятельно проверял билеты и документы. Важные персоны мокли и пронизывались.
Птица-червяк наконец-то поползла...
Когда почти в самом середине пути эту гордую птицу «Сапсан» начало так мотать из стороны в сторону, желание постоять в маленькой комнате в конце вагона отпало само собой. Также сами собой отпали и стеклянные чашки у проводников. Со стойки на пол. Звук был богатый и сочный. Чтобы пассажирам было не скучно, всем перед поездкой выдали тапочки на то-о-оненькой, почти бумажной подошве. Осколки чашек отрезали путь в туалет всему вагону.
Точно также, но уже всему поезду, отрезали и выход в интернет. Точнее – не отрезали, а перегородили баррикадой неумелых действий горе-железнодорожников. «Контракт с компанией «Мегафон» РЖД разорвало», - раздраженно процедила проводница, выговорив слово «контракт» со второго раза, а слово «Мегафон» - с третьего. Обещанной розетки для подзарядки компьютера тоже не оказалось, но это уже было не нужно, по крайней мере нескольким пассажирам, чуть не вывихнувшим шеи. Телевизор висел у них за спиной.
Поезд качнуло еще несколько раз, в тамбуре раздался женский крик. Подвывая и потирая голову от удара, медленно прокатилась по проходу конотопская дама богатой комплекции.
Город Петра накатывался, накалывался на острые рельсы. Унылый пейзаж за окном блестел грязью, жмущимися в кучки стайками домов, которые подтверждали народную мудрость: в тесноте, да не в обиде. Было ясно, что стоило бы этим домам вырасти подальше друг от друга – обида была бы великая, хотя и без тесноты.
Природа скользила по окну концом второго месяца весны. Некрасиво скользила. Кое-где в низинах, или спрятавшись за холмиком, вспыхивали белые, пожухлые пятна снега… Вспыхнут, прочертят белую линию по стеклу, и убегут к Москве. А за ними вдогонку – столбы, столбы, и редкие тяжеловатые платформы. Платформы – самые медленные.
Проводницы продолжали бегать по вагону с соками и узкой авиационной тележкой. По их молодым и незамутненным лицам было видно: они чувствуют себя стюардессами. Хотят на взлёт.
Пассажиры, поев и попив, уткнулись в гаджеты и в книги. Самым современным из них повезло меньше всех. Из обещанных 6 каналов телека работал только один, да и на том изображение то вдруг замирало, то вдруг пряталось вовсе. Синхронизировать звук с картинкой получилось не у всех. По крайней мере не сразу и не без посторонней помощи. Блок настройки удобно расположили между сиденьями, поэтому подслеповатой и не обделенной формами проводнице, было с настройкой непросто. Для этого надо было положить грудь на колени одному пассажиру, и угрожающе выставить зад в лицо другому, сидящему через проход.
Мне повезло. Я сидел у окна и отдавать команду «держите проход свободным!» мне не пришлось.
Чем дальше мы отъезжали от Москвы, тем сильнее съёживались дома, дороги. Чёрные от времени небольшие домики причудливо оплетались освободившимися от снега дорогами, ожидающими лета, когда можно будет попылить вволю. Наша железная 16-вагонная птичка мчалась вперед, до зубной боли свистя ребордами.
Самый дорогой в мире скоростной поезд мчался по моей родной стране. Сиротливо и обворовано выглядевшей за окном.
Три вагона с самыми дорогими местами оказались в голове состава, но крыши перрона на весь состав не хватило. Холодный дождь на пронизывающем ветру выместил на богатеньких пассажирах всю классовую ненависть… Мне показалось, что спрятавшийся от дождя вглубь тамбура проводник, с каким-то щемяще-зловредным чувством медленно и обстоятельно проверял билеты и документы. Важные персоны мокли и пронизывались.
Птица-червяк наконец-то поползла...
Когда почти в самом середине пути эту гордую птицу «Сапсан» начало так мотать из стороны в сторону, желание постоять в маленькой комнате в конце вагона отпало само собой. Также сами собой отпали и стеклянные чашки у проводников. Со стойки на пол. Звук был богатый и сочный. Чтобы пассажирам было не скучно, всем перед поездкой выдали тапочки на то-о-оненькой, почти бумажной подошве. Осколки чашек отрезали путь в туалет всему вагону.
Точно также, но уже всему поезду, отрезали и выход в интернет. Точнее – не отрезали, а перегородили баррикадой неумелых действий горе-железнодорожников. «Контракт с компанией «Мегафон» РЖД разорвало», - раздраженно процедила проводница, выговорив слово «контракт» со второго раза, а слово «Мегафон» - с третьего. Обещанной розетки для подзарядки компьютера тоже не оказалось, но это уже было не нужно, по крайней мере нескольким пассажирам, чуть не вывихнувшим шеи. Телевизор висел у них за спиной.
Поезд качнуло еще несколько раз, в тамбуре раздался женский крик. Подвывая и потирая голову от удара, медленно прокатилась по проходу конотопская дама богатой комплекции.
Город Петра накатывался, накалывался на острые рельсы. Унылый пейзаж за окном блестел грязью, жмущимися в кучки стайками домов, которые подтверждали народную мудрость: в тесноте, да не в обиде. Было ясно, что стоило бы этим домам вырасти подальше друг от друга – обида была бы великая, хотя и без тесноты.
Природа скользила по окну концом второго месяца весны. Некрасиво скользила. Кое-где в низинах, или спрятавшись за холмиком, вспыхивали белые, пожухлые пятна снега… Вспыхнут, прочертят белую линию по стеклу, и убегут к Москве. А за ними вдогонку – столбы, столбы, и редкие тяжеловатые платформы. Платформы – самые медленные.
Проводницы продолжали бегать по вагону с соками и узкой авиационной тележкой. По их молодым и незамутненным лицам было видно: они чувствуют себя стюардессами. Хотят на взлёт.
Пассажиры, поев и попив, уткнулись в гаджеты и в книги. Самым современным из них повезло меньше всех. Из обещанных 6 каналов телека работал только один, да и на том изображение то вдруг замирало, то вдруг пряталось вовсе. Синхронизировать звук с картинкой получилось не у всех. По крайней мере не сразу и не без посторонней помощи. Блок настройки удобно расположили между сиденьями, поэтому подслеповатой и не обделенной формами проводнице, было с настройкой непросто. Для этого надо было положить грудь на колени одному пассажиру, и угрожающе выставить зад в лицо другому, сидящему через проход.
Мне повезло. Я сидел у окна и отдавать команду «держите проход свободным!» мне не пришлось.
Чем дальше мы отъезжали от Москвы, тем сильнее съёживались дома, дороги. Чёрные от времени небольшие домики причудливо оплетались освободившимися от снега дорогами, ожидающими лета, когда можно будет попылить вволю. Наша железная 16-вагонная птичка мчалась вперед, до зубной боли свистя ребордами.
Самый дорогой в мире скоростной поезд мчался по моей родной стране. Сиротливо и обворовано выглядевшей за окном.
В советское время «уверенность в завтрашнем дне» позволяла не грызть друг друга так, как это происходит сейчас.
Дни рождения, праздники, какие-то личные события отмечались на кафедре дружно и искренне.
И вот, у нашего с.н.с. – старшего научного сотрудника - родился сын. Человек этот всегда стоял особняком, ни с кем не дружил. Он работал, получал зарплату. Был исполнителен и пр. Но и гадостей никому не делал.
Его, конечно, стали все поздравлять. И колбы в этот день остались спиртом не протёрты.
Через 2 дня, мельком взглянув на счастливого отца, нашёл его мрачным и салатовым:
- Всё в порядке?
- Нормально!
Ещё через несколько дней – он уже почти зелёный.
Прижимаю его к тёплой стенке:
- Давай, выкладывай, что происходит?
- Стафилококк! Лекарство нужно, а нигде не могу купить. Ребёнок в весе не прибавляет, даже наоборот.
Сказать про только что родившегося, что он худеет – невозможно. Потому что он не худеет, а умирает.
Слава Богу, удалось это лекарство найти.
Ещё через несколько дней – он опять мрачен:
- Ребёнок перестал терять в весе, но не набирает его! Стафилококк не уходит. Мать сдала анализ, в молоке стафилококка нет! Не знаю, что делать?
- Его кроме матери никто не кормит?
- Смеёшься что ли?
- Как так может быть?
- Врачи недоумевают, никто не может понять! Он откуда-то получает эту гадость!
- Давай подойдём к этому технически, схему нарисуем, - предлагаю я.
Он посопротивлялся, но мы нарисовали простую блок схему: мать, дитя и движение молока.
- И что? – он недоверчиво посмотрел на меня.
- А то, что чудес не бывает! Значит, между матерью и ребенком есть вторая линия, по которой он получает бактерию.
- Она сдавала анализ. Дважды. Ошибки быть не может.
Мы задумались. И вдруг я вспомнил, что у женщины 2 груди!
- Молоко из обеих сдавали?
- Не знаю.
Ещё через несколько дней мой коллега светился от счастья! Ребёнок стал прибавлять в весе, всё наладилось.
Оказалось, что молоко было заражено в одной только груди, а во второй было чистым.
Мы не медики, и, как такое может быть, не понимали, но технический подход помог спасти маленького человека. Чудо!
Дни рождения, праздники, какие-то личные события отмечались на кафедре дружно и искренне.
И вот, у нашего с.н.с. – старшего научного сотрудника - родился сын. Человек этот всегда стоял особняком, ни с кем не дружил. Он работал, получал зарплату. Был исполнителен и пр. Но и гадостей никому не делал.
Его, конечно, стали все поздравлять. И колбы в этот день остались спиртом не протёрты.
Через 2 дня, мельком взглянув на счастливого отца, нашёл его мрачным и салатовым:
- Всё в порядке?
- Нормально!
Ещё через несколько дней – он уже почти зелёный.
Прижимаю его к тёплой стенке:
- Давай, выкладывай, что происходит?
- Стафилококк! Лекарство нужно, а нигде не могу купить. Ребёнок в весе не прибавляет, даже наоборот.
Сказать про только что родившегося, что он худеет – невозможно. Потому что он не худеет, а умирает.
Слава Богу, удалось это лекарство найти.
Ещё через несколько дней – он опять мрачен:
- Ребёнок перестал терять в весе, но не набирает его! Стафилококк не уходит. Мать сдала анализ, в молоке стафилококка нет! Не знаю, что делать?
- Его кроме матери никто не кормит?
- Смеёшься что ли?
- Как так может быть?
- Врачи недоумевают, никто не может понять! Он откуда-то получает эту гадость!
- Давай подойдём к этому технически, схему нарисуем, - предлагаю я.
Он посопротивлялся, но мы нарисовали простую блок схему: мать, дитя и движение молока.
- И что? – он недоверчиво посмотрел на меня.
- А то, что чудес не бывает! Значит, между матерью и ребенком есть вторая линия, по которой он получает бактерию.
- Она сдавала анализ. Дважды. Ошибки быть не может.
Мы задумались. И вдруг я вспомнил, что у женщины 2 груди!
- Молоко из обеих сдавали?
- Не знаю.
Ещё через несколько дней мой коллега светился от счастья! Ребёнок стал прибавлять в весе, всё наладилось.
Оказалось, что молоко было заражено в одной только груди, а во второй было чистым.
Мы не медики, и, как такое может быть, не понимали, но технический подход помог спасти маленького человека. Чудо!
Подмосковные пожары в этом году превзошли все, что можно было ожидать от поджигающе-палящего солнца, от невыносимой жары и духоты. Казалось, что и загореться-то ничего не может, потому что кислорода в воздухе нет совсем. Редкий и несильный ветерок напоминал дыхание фена, холодная вода подозрительно быстро заканчивалась в бутылке и оказывалась на лбу, на висках в виде испарины.
Утро среды даже на этом фоне было непереносимым. Пожары и ветерок сделали свое дело: все Подмосковье затянуло едким белым дымком. Дышать стало тяжело везде. Глаза время от времени щипало. Но зато любой бутерброд, любая конфета, любой глоток даже зеленого чая казались сделанными с помощью гриля, а гриль, как известно один из самых безвредных способов приготовления пищи.
Было совсем непонятно, каким образом солнце пробьет недвижимый смог, чтобы продолжать жарить, обугливать, испепелять.
Ниже 26 градусов температура ночью так и не опустилась. И все бы ничего, но этим утром нам предстояло сесть в самолет и улететь в Париж. Было немного неловко покидать соотечественников в совершенно бедственном положении, но оправдывало только то, что поездка была запланирована полгода назад, визы получены, отпечатки пальцев сданы, билеты куплены.
Уезжали с дачи.
Аэропорт с собачьим прозвищем "шарик" - совсем недалеко. Такси из недавно пострадавшего города Сходня - тоже рядом. Обиженная Сходня, в результате чиновничьей мудрости, ставшая микрорайоном города Химки, прислала такси с 20 минутным опозданием. Позвонив диспетчеру, у которого заказал машину, я невольно стал участником небольшого концерта.
- Как нет машины? Зеленая - должна быть.
- Никакой нет, - отвечаю. ( В начале шестого утра я обрадовался бы даже красной).
- Минуту, - сказал он мне, в трубке зашипело, запереливалось разными электронными звуками...
- 58-ой! 58-ой! Ответьте базе! 58-ой!
Но 58-ой нагло молчал. Диспетчеру надо было что-предпринимать. И он крикнул в невидимый микрофон:
- Леха! Выйди на связь!
Я, к сожалению так и не услышал, вышел ли на связь 58-й Леха, потому что диспетчер поспешил успокоить меня, что машина сейчас будет, и повесил трубку.
- Нельзя ли позвонить и в Air France, предупредить их, что Леха опаздывает? - хотел попросить я, но диспетчер уже жалобно всхлипывал короткими гудками.
Леха оказался гастарбайтером, выросшем где-то рядом с трассой формулы один. Русский язык он тоже знал плохо. Хотя поиски терминала "Е" и не предполагали использования языка, не предполагали привлечения логики. Вообще в этом должен быть какой-то скрытый подвох, русский смысл.
А как иначе объяснить переименование аэропоротов? Всю жизнь - Шереметьево-2 - международный, Шереметьево-1 - внутренний плюс Болгария. Болгария, видимо не случайно, ибо курица - не просто не птица, а - домашняя птица!
Пострили еще 4 "Шарика". Цифрами их называть постеснялись, потому что за рубежом так не делают, и назвали буквами. Легко догадаться что Ш-1 стал... правильно - терминалом Б. Ш-2 водрузил на себя большую литеру С. То есть, логика сработала! А ведь давно говорили, что доступ к дешевому виски из Duty Free до добра не доводит!
Мы улетали из терминала Е. Трижды должны были свернуть не в ту степь, трижды останавливались перед знаками и указателями, изучая их. Указатели меня окончательно убедили, что у тех, кто строил, с теми, кто летает, - сговор. Многое по пути в аэропорт сделано так, чтобы в него не попасть. Или попасть с опозданием.
Убогий зал ешкиного терминала встретил карманными телевизорами вместо табло, общим запахом гари и большой очередью. Ощущение, что мы дома, не покидало, несмотря на люминисцентность происходящего. Панасоник упал в моих глазах, и никак не хотел подниматься.
Кофе за 4 с половиной евро отдавал старой пионерлагерной тряпочкой, невидный кондиционер потрескивал, попискивал, но все равно не справлялся с утренней жарой и гарью. Все было хорошо. Ощущалась Родина. Неудобные сиденья явно бахвалились связанными с ними откатами, маломощная сушка для рук заговорщически подмигивала, намекая на невысокую нагрузку ее старшего брата-сушильщика на чьей-то даче, вместе с которым уехали отдыхать и все бумажные полотенца. Магазин был открыт. Водку продавали.
Французские стюардессы были приветливыми, но страшненькими. Русские пассажиры, как обычно, несколько шумны и слегка хамоваты. Мир казался накрепко спаянным борьбой противоположностей, которые ни за что не хотят притягиваться друг к другу.
Налетевшая во время полета турбулентность несколько сплотила пристегнувшихся ремнями, но ненадолго.
Париж загадочно улыбался навстречу...
2010
Утро среды даже на этом фоне было непереносимым. Пожары и ветерок сделали свое дело: все Подмосковье затянуло едким белым дымком. Дышать стало тяжело везде. Глаза время от времени щипало. Но зато любой бутерброд, любая конфета, любой глоток даже зеленого чая казались сделанными с помощью гриля, а гриль, как известно один из самых безвредных способов приготовления пищи.
Было совсем непонятно, каким образом солнце пробьет недвижимый смог, чтобы продолжать жарить, обугливать, испепелять.
Ниже 26 градусов температура ночью так и не опустилась. И все бы ничего, но этим утром нам предстояло сесть в самолет и улететь в Париж. Было немного неловко покидать соотечественников в совершенно бедственном положении, но оправдывало только то, что поездка была запланирована полгода назад, визы получены, отпечатки пальцев сданы, билеты куплены.
Уезжали с дачи.
Аэропорт с собачьим прозвищем "шарик" - совсем недалеко. Такси из недавно пострадавшего города Сходня - тоже рядом. Обиженная Сходня, в результате чиновничьей мудрости, ставшая микрорайоном города Химки, прислала такси с 20 минутным опозданием. Позвонив диспетчеру, у которого заказал машину, я невольно стал участником небольшого концерта.
- Как нет машины? Зеленая - должна быть.
- Никакой нет, - отвечаю. ( В начале шестого утра я обрадовался бы даже красной).
- Минуту, - сказал он мне, в трубке зашипело, запереливалось разными электронными звуками...
- 58-ой! 58-ой! Ответьте базе! 58-ой!
Но 58-ой нагло молчал. Диспетчеру надо было что-предпринимать. И он крикнул в невидимый микрофон:
- Леха! Выйди на связь!
Я, к сожалению так и не услышал, вышел ли на связь 58-й Леха, потому что диспетчер поспешил успокоить меня, что машина сейчас будет, и повесил трубку.
- Нельзя ли позвонить и в Air France, предупредить их, что Леха опаздывает? - хотел попросить я, но диспетчер уже жалобно всхлипывал короткими гудками.
Леха оказался гастарбайтером, выросшем где-то рядом с трассой формулы один. Русский язык он тоже знал плохо. Хотя поиски терминала "Е" и не предполагали использования языка, не предполагали привлечения логики. Вообще в этом должен быть какой-то скрытый подвох, русский смысл.
А как иначе объяснить переименование аэропоротов? Всю жизнь - Шереметьево-2 - международный, Шереметьево-1 - внутренний плюс Болгария. Болгария, видимо не случайно, ибо курица - не просто не птица, а - домашняя птица!
Пострили еще 4 "Шарика". Цифрами их называть постеснялись, потому что за рубежом так не делают, и назвали буквами. Легко догадаться что Ш-1 стал... правильно - терминалом Б. Ш-2 водрузил на себя большую литеру С. То есть, логика сработала! А ведь давно говорили, что доступ к дешевому виски из Duty Free до добра не доводит!
Мы улетали из терминала Е. Трижды должны были свернуть не в ту степь, трижды останавливались перед знаками и указателями, изучая их. Указатели меня окончательно убедили, что у тех, кто строил, с теми, кто летает, - сговор. Многое по пути в аэропорт сделано так, чтобы в него не попасть. Или попасть с опозданием.
Убогий зал ешкиного терминала встретил карманными телевизорами вместо табло, общим запахом гари и большой очередью. Ощущение, что мы дома, не покидало, несмотря на люминисцентность происходящего. Панасоник упал в моих глазах, и никак не хотел подниматься.
Кофе за 4 с половиной евро отдавал старой пионерлагерной тряпочкой, невидный кондиционер потрескивал, попискивал, но все равно не справлялся с утренней жарой и гарью. Все было хорошо. Ощущалась Родина. Неудобные сиденья явно бахвалились связанными с ними откатами, маломощная сушка для рук заговорщически подмигивала, намекая на невысокую нагрузку ее старшего брата-сушильщика на чьей-то даче, вместе с которым уехали отдыхать и все бумажные полотенца. Магазин был открыт. Водку продавали.
Французские стюардессы были приветливыми, но страшненькими. Русские пассажиры, как обычно, несколько шумны и слегка хамоваты. Мир казался накрепко спаянным борьбой противоположностей, которые ни за что не хотят притягиваться друг к другу.
Налетевшая во время полета турбулентность несколько сплотила пристегнувшихся ремнями, но ненадолго.
Париж загадочно улыбался навстречу...
2010
2020. Август. Из-за коронавируса, парализовавшего планету, все, засидевшись дома, пробками из тесных бутылок вылетели по всем возможным направлениям: в горы, к морю, к теще в деревню. В самолетах перестали кормить, потому что и так сойдет. И так полетят. Компания "Северный ветер" выдула из своих закромов все бутерброды, кофе и чай, думая, что вынужденный период бездействия и снижения доходов, можно нивелировать голодом пассажиров. Либо они сами сожрали все запасы во время карантина. Так как железные телеги по салону не ездили, его пространство заняли дети. Они носились взад и вперед огромной стаей, быстро подружившись и перейдя на ты.
Турбелентность усиливалась. Когда один толстый мальчик, высоко подпрыгнув, рухнул на пол, по салону самолета прошел ропот. Показалось, что мы упадем. Спать и просто отдыхать было невозможно никому, кроме родителей. Они привыкли жить под детский топот, гам и время от времени острой шпагой пронзающей воздух - неимоверно высокий визг, который в лабораторных условиях наверняка смог бы двигать предметы. Дети бегали, пассажиры мучались, родители спали, а стюардессы спрятались, чтобы не видеть всего этого.
Из закутка бортпроводников время от времени доносился отвратительный, но очень вкусный запах чего-то большого, сытного. Пилоты жрали. Гадко поползший по самолету запах кофе, привел к умозаключению, что именно это могло являться причиной захвата самолета в прошлом.
Генерал учебного центра весь полет полировал лысину о сиденье напротив. Молодой человек с задницей, которая должна была достаться, например, его сестре, лег, заняв три кресла в ряду и угрожающе попукивал время от времени. Кофе пить расхотелось.
Вдруг из-за шторки высунулась голова стюардессы - той, что последний раз мыла голову неделю назад, и глаза ее удивительным вращением отсканировали салон, вжались на место и голова спряталась. Дети заплакали. Начал один и все дружно подхватили.
Мы приземлились в порту Иваныча Константина, - сказала стюардесса и замолчала. Ее чуткое ухо уловило некоторую фальшь. Ивана Константиновича Айвазовского. - исправилась она. Знал бы об этом Айвазовский! Человек – аэропорт!
Турбелентность усиливалась. Когда один толстый мальчик, высоко подпрыгнув, рухнул на пол, по салону самолета прошел ропот. Показалось, что мы упадем. Спать и просто отдыхать было невозможно никому, кроме родителей. Они привыкли жить под детский топот, гам и время от времени острой шпагой пронзающей воздух - неимоверно высокий визг, который в лабораторных условиях наверняка смог бы двигать предметы. Дети бегали, пассажиры мучались, родители спали, а стюардессы спрятались, чтобы не видеть всего этого.
Из закутка бортпроводников время от времени доносился отвратительный, но очень вкусный запах чего-то большого, сытного. Пилоты жрали. Гадко поползший по самолету запах кофе, привел к умозаключению, что именно это могло являться причиной захвата самолета в прошлом.
Генерал учебного центра весь полет полировал лысину о сиденье напротив. Молодой человек с задницей, которая должна была достаться, например, его сестре, лег, заняв три кресла в ряду и угрожающе попукивал время от времени. Кофе пить расхотелось.
Вдруг из-за шторки высунулась голова стюардессы - той, что последний раз мыла голову неделю назад, и глаза ее удивительным вращением отсканировали салон, вжались на место и голова спряталась. Дети заплакали. Начал один и все дружно подхватили.
Мы приземлились в порту Иваныча Константина, - сказала стюардесса и замолчала. Ее чуткое ухо уловило некоторую фальшь. Ивана Константиновича Айвазовского. - исправилась она. Знал бы об этом Айвазовский! Человек – аэропорт!
Всю неделю перед отъездом проводил на работе по 12 часов. Казалось, сейчас, сейчас сяду в самолет и усну мертвецки на все полсуток полета. ..
Название авиакомпании опять вводило в транс. Что также попутно означало, что кормить будут как всегда плохо.
Опять Домодедово! 100 километров от дома! Однажды один араб сказал мне:
- Почему так делеко? У вас что? Совсем мало аэродромов в стране?
2 недели - не 3 дня. Это огригинальное умозаключение подсказывало, что машину лучше оставить в гараже, а до аэропорта добраться как-то по-другому. И машина будет сохраннее, и платить хулиганские 500 рублей в сутки совсем не хочется. Отечественные платные стоянки - это вообще замечательная вещь. Капитализм по-русски! И денег особо никаких вкладывать не надо... Шлагбаум поставил - и всё. Ответственности за сохранность автомобиля всё равно - никакой! И цену сам устанавливаешь. Чтобы в накладе не остаться, чтобы взятки нормальные всем раздать! Чтобы всё, как по маслу! Гладенько! Жирненько! (По-моему, достаточно гадкие слова подобрал).
В самолёте всё было по-старому, по-нашему. Фразу "Подушки закончились!" я бы вообще использовал в качестве девиза этой компании. Мало того, что они и по справочному телефону, и при покупке билетов, и при посадке заставили неоднократно прослушать мерзотнейший гимн компании - ни гармонии, ни таланта, ни рифмы даже!
Хотя нет, аэро и лайнеры - это в рифму. Без сомнения! Если к середине полёта заканчивается туалетная бумага. Если получить тряпочные очки и затычки в уши невозможно, как и попить с первого раза. Без твёрдости в голосе просьба может быть и не выполнена. Так что - в рифму, в рифму! Без сомнения!
Кто у нас набирает стюардесс? Зачем ввели экзамен на сдерживание улыбки? А что? Сажают девушку перед комиссией, и начинают ей рассказывать анекдоты. Засмеялась - всё! Или - на осень, или будешь летать только на внутренних линиях. На все остальные берут только неулыбчивых и хамоватых. Но это уже другой экзамен - про него не буду рассказывать! Фирменный стиль, так сказать! И нашу стюардессу всегда можно отличить. Сморщенная, в глазах - пренебрежение ко всему свету и напряженный лоб - вот она! Наша! Российская стюардесса!
Исключения – редки.
Название авиакомпании опять вводило в транс. Что также попутно означало, что кормить будут как всегда плохо.
Опять Домодедово! 100 километров от дома! Однажды один араб сказал мне:
- Почему так делеко? У вас что? Совсем мало аэродромов в стране?
2 недели - не 3 дня. Это огригинальное умозаключение подсказывало, что машину лучше оставить в гараже, а до аэропорта добраться как-то по-другому. И машина будет сохраннее, и платить хулиганские 500 рублей в сутки совсем не хочется. Отечественные платные стоянки - это вообще замечательная вещь. Капитализм по-русски! И денег особо никаких вкладывать не надо... Шлагбаум поставил - и всё. Ответственности за сохранность автомобиля всё равно - никакой! И цену сам устанавливаешь. Чтобы в накладе не остаться, чтобы взятки нормальные всем раздать! Чтобы всё, как по маслу! Гладенько! Жирненько! (По-моему, достаточно гадкие слова подобрал).
В самолёте всё было по-старому, по-нашему. Фразу "Подушки закончились!" я бы вообще использовал в качестве девиза этой компании. Мало того, что они и по справочному телефону, и при покупке билетов, и при посадке заставили неоднократно прослушать мерзотнейший гимн компании - ни гармонии, ни таланта, ни рифмы даже!
Хотя нет, аэро и лайнеры - это в рифму. Без сомнения! Если к середине полёта заканчивается туалетная бумага. Если получить тряпочные очки и затычки в уши невозможно, как и попить с первого раза. Без твёрдости в голосе просьба может быть и не выполнена. Так что - в рифму, в рифму! Без сомнения!
Кто у нас набирает стюардесс? Зачем ввели экзамен на сдерживание улыбки? А что? Сажают девушку перед комиссией, и начинают ей рассказывать анекдоты. Засмеялась - всё! Или - на осень, или будешь летать только на внутренних линиях. На все остальные берут только неулыбчивых и хамоватых. Но это уже другой экзамен - про него не буду рассказывать! Фирменный стиль, так сказать! И нашу стюардессу всегда можно отличить. Сморщенная, в глазах - пренебрежение ко всему свету и напряженный лоб - вот она! Наша! Российская стюардесса!
Исключения – редки.
Это вообще была очень странная поездка.
Она родилась от того, что меня решили наградить на работе. Я тогда в одиночку делал радио в московском FM-диапазоне. И говорил, и клеил, и резал, и ротировал... Мне это нравилось. Коллеги с соседней радиостанции завидовали:
- У тебя самый лучший коллектив! Идеальное взаимопонимание! И никаких сексуальных домогательств!
И вот начальники решили меня отметить.
- Поезжай куда-нибудь! Отдохни!
И дали на выбор несколько направлений.
Несмотря на несколько замороченное название - я выбрал Марокко. Опять же - захватить в ноябре глоток теплого солнца и кусочек моря-окияна, о чем еще может мечтать житель промерзающей насквозь страны?!
...Проблемы начались сразу. С покупки купальных костюмов. Видимо, капитализм еще не успел растечься и заполнить собой все рыночные сегменты.
Врать не буду. Ситцевых плавок черного цвета с двумя белыми шнурками на боку - тоже не было. А значит сильно развитый социализм остался далеко позади. Для тех, кто не понимает о чем речь - поясню. Это изделие, плавки, всегда только черные, в которые надо было войти одной ногой, а вокруг второй обернуть два кусочка материи, прихватив их на боку двумя завязками. Выход из моря в плавках гарантирован не был.
И вот, мы в самолете. Чартер! Слово это означает, что у всех слегка прикрыты глаза. Чуть менее придирчивее смотрят на багаж, на то, что вы проносите в салон самолета в сумке... Чуть больше и чаще могут налить из большой бутылки.
Удивление впервые посетило, когда в очереди на регистрацию собралось много известных людей. Вот этого, я видел... Не помню фамилии. А вот этот - работал в администрации Президента, из телевизора не вылезал... А это - наша олимпийская чемпионка... И так далее... Ух ты, а этот – вообще – многократный!..
Удивило, что все - с теннисными ракетками. Почему мне не сказали, что ракетку надо взять? И что там будет? Сеанс одновременной игры в теннис с берберами? Становилось интересно. Замелькали вывески: Россия - Марокко! Теннисный турнир памяти Октябрьской революции!
Спортсменов в очереди прибавлялось. Чемпионы мира и олимпийских игр регистрировались в бизнес-класс или лезли без очереди. Кстати, кроме некоторых бывших официальных лиц - все летели в экономе. Но ведь они ждать не могут! Они - чемпионы, должны быть первыми! Ставить в матче на марокканцев казалось бессмысленным. Молодые, пышащие здоровьем тела! Спортивные костюмы... Странные полувзгляды по сторонам: - Ну, вы меня, конечно, узнали?
На спортсменов было наплевать. На комментаторов, тоже - бывших спортсменов, аналогично. Оттуда, издалека, уже доносился едва уловимый шум прибоя, разгоняющие солнечных зайчиков прозрачные теплые волны...
В самолет заходили шумно. Бывшие спортсмены быстро переходили на " ты" с бывшими чиновниками, стюардессы млели, покачивая ресницами из стороны в сторону.
Рассаживались долго. Пересаживались регулярно. Для удобства в посадочных талонах не проставили места - и процесс затягивался. Крупные спортсмены занимали несколько кресел кряду. И это понятно. Им надо тренироваться и тренироваться, а тут придётся сидеть без движения шесть с половиной часов, - так уж лучше лежать. Ведь турнир впереди!
Двигатели странно загудели. Чёртер напрягся всеми старенькими силенками. Все притихли. По лицам пассажиров пробежал лёгкий испуг и до того момента, когда потухла табличка "Пристегните ремни", все сидели тихо-тихо. Напряжение в салоне передалось двигателям - и самолет набрал крейсерскую скорость в положенном коридоре.
Вдруг раздался громкий щелчок - это одновременно расстегнулись все ремни безопасности. Люди стали активно перемещаться по салону, и это понятно, надо сохранять спортивную форму. Эта была первая и самая глупая мысль. Минут через 15 все олимпийские чемпионы были пьяны в дым. И дым пошёл по салону. Они ещё и закурили! Стюардессы метались взад и вперёд, сначала крича, потом умаляя. Я пожалел, что не составил завещания, но был обрадован тем, что не пришлось никого связывать. Изрядно заблёванный туалет удалось всё-таки довезти до Марокко.
2012
Она родилась от того, что меня решили наградить на работе. Я тогда в одиночку делал радио в московском FM-диапазоне. И говорил, и клеил, и резал, и ротировал... Мне это нравилось. Коллеги с соседней радиостанции завидовали:
- У тебя самый лучший коллектив! Идеальное взаимопонимание! И никаких сексуальных домогательств!
И вот начальники решили меня отметить.
- Поезжай куда-нибудь! Отдохни!
И дали на выбор несколько направлений.
Несмотря на несколько замороченное название - я выбрал Марокко. Опять же - захватить в ноябре глоток теплого солнца и кусочек моря-окияна, о чем еще может мечтать житель промерзающей насквозь страны?!
...Проблемы начались сразу. С покупки купальных костюмов. Видимо, капитализм еще не успел растечься и заполнить собой все рыночные сегменты.
Врать не буду. Ситцевых плавок черного цвета с двумя белыми шнурками на боку - тоже не было. А значит сильно развитый социализм остался далеко позади. Для тех, кто не понимает о чем речь - поясню. Это изделие, плавки, всегда только черные, в которые надо было войти одной ногой, а вокруг второй обернуть два кусочка материи, прихватив их на боку двумя завязками. Выход из моря в плавках гарантирован не был.
И вот, мы в самолете. Чартер! Слово это означает, что у всех слегка прикрыты глаза. Чуть менее придирчивее смотрят на багаж, на то, что вы проносите в салон самолета в сумке... Чуть больше и чаще могут налить из большой бутылки.
Удивление впервые посетило, когда в очереди на регистрацию собралось много известных людей. Вот этого, я видел... Не помню фамилии. А вот этот - работал в администрации Президента, из телевизора не вылезал... А это - наша олимпийская чемпионка... И так далее... Ух ты, а этот – вообще – многократный!..
Удивило, что все - с теннисными ракетками. Почему мне не сказали, что ракетку надо взять? И что там будет? Сеанс одновременной игры в теннис с берберами? Становилось интересно. Замелькали вывески: Россия - Марокко! Теннисный турнир памяти Октябрьской революции!
Спортсменов в очереди прибавлялось. Чемпионы мира и олимпийских игр регистрировались в бизнес-класс или лезли без очереди. Кстати, кроме некоторых бывших официальных лиц - все летели в экономе. Но ведь они ждать не могут! Они - чемпионы, должны быть первыми! Ставить в матче на марокканцев казалось бессмысленным. Молодые, пышащие здоровьем тела! Спортивные костюмы... Странные полувзгляды по сторонам: - Ну, вы меня, конечно, узнали?
На спортсменов было наплевать. На комментаторов, тоже - бывших спортсменов, аналогично. Оттуда, издалека, уже доносился едва уловимый шум прибоя, разгоняющие солнечных зайчиков прозрачные теплые волны...
В самолет заходили шумно. Бывшие спортсмены быстро переходили на " ты" с бывшими чиновниками, стюардессы млели, покачивая ресницами из стороны в сторону.
Рассаживались долго. Пересаживались регулярно. Для удобства в посадочных талонах не проставили места - и процесс затягивался. Крупные спортсмены занимали несколько кресел кряду. И это понятно. Им надо тренироваться и тренироваться, а тут придётся сидеть без движения шесть с половиной часов, - так уж лучше лежать. Ведь турнир впереди!
Двигатели странно загудели. Чёртер напрягся всеми старенькими силенками. Все притихли. По лицам пассажиров пробежал лёгкий испуг и до того момента, когда потухла табличка "Пристегните ремни", все сидели тихо-тихо. Напряжение в салоне передалось двигателям - и самолет набрал крейсерскую скорость в положенном коридоре.
Вдруг раздался громкий щелчок - это одновременно расстегнулись все ремни безопасности. Люди стали активно перемещаться по салону, и это понятно, надо сохранять спортивную форму. Эта была первая и самая глупая мысль. Минут через 15 все олимпийские чемпионы были пьяны в дым. И дым пошёл по салону. Они ещё и закурили! Стюардессы метались взад и вперёд, сначала крича, потом умаляя. Я пожалел, что не составил завещания, но был обрадован тем, что не пришлось никого связывать. Изрядно заблёванный туалет удалось всё-таки довезти до Марокко.
2012
Опять Шереметьево!
Опять аэроэкспресс с Белорусского вокзала и напряженные фигуры пассажиров, пытающихся силой открыть или закрыть автоматические двери, на которых чёрным по жёлтому написано: Нажмите кнопку справа, если хотите открыть дверь!
Как странно люди открывают двери!
Вот седой мужчина, подёргав за ручку, всей спиной смиряется с результатом: не выйти. А вот - женщина помоложе. Она не сдаётся и на помощь выпущенным когтям призывает мышцы спины... А потом и те, что пониже. Если не видеть её рук, кажется, что она исполняет эротический танец.
По проходу прошёл неуклюжий мальчик, предлагая по двойной цене кофе и водичку, заранее громко крича: - Сдачи нет! Все деньги мокрые!
Сочувствующие пассажиры понимающе кивали головами и чтобы хоть как-то его поддержать, тихо говорили, ухватив чашечку: - Сдачи не надо!
На земле изменения были заметны сразу! Кондиционеры перестали лязгать, стало светлее. Хотя, может быть, в прошлый раз я улетал ночью - точно не помню.
И вот она, прямоугольно-кривая очередь на регистрацию! Very Ницца людей. И собак! Это весёлым образом отличало эту очередь и этот рейс от всего виденного до сих пор. И все собачки - маленькие! Тримминг идеальный! И вовсе не трясутся они от холода, а элегантно подрагивают! И обе мордочки - и её, и хозяйки - выражают медленное счастье, длящуюся эйфорию. Которая вдруг прерывается у маленького ризена из эконом-класса, встретившегося взглядом с надменной таксой из соседней очереди "бизнеса". Ризен громко вздохнул и медленно опустил взгляд... Хозяев не выбирают!
Наблюдая за собачками, понимаю, что меня все время что-то отвлекает. Что-то мелькает, колышется, перетекает. Волнуется неспеша, с высоты собственного достоинства. Вот тебе Ницца! Объём вылетающих грудей явно выше среднестатистического! Бюсты всех форм от разных производителей. Тут были представлены работы и отечественных, и зарубежных мастеров, нано- и макротехнологии, материалы твердые, приготовившиеся к взлету, и мягкие, готовые к ласкам средиземноморского прибоя.
Паспортный контроль. Гра-Ницца. Отдельная странность! Сколько бы ни летал, девушка, шлёпающая штампик в паспорт, всегда одна и та же! Одно и то же выражение лица. Одно и то же отсутствие улыбки. Одна и та же бодрящая утомлённость. Шлёп!
...И сразу - раздевание. Ремни, ботинки, туфли... Вон та, стройненькая, распаковалась мгновенно. Я тогда подумал: - Наверное, секретарша! Надо подглядеть, с какой скоростью она будет одеваться!
Глядел, глядел - так и не заметил. Склейка была грубой: вот она босая и без перевязи, а вот - уже в боевой готовности. Я с уважением посмотрел на неё. Точно секретарша, причём очень высокой квалификации!
Не издав никакого звука в металлоискателе, выплываю в море алкоголя. И логично решаю пойти выпить кофе, который по старой советской привычке тут продаётся по цене французского коньяка. А по какой же тогда цене коньяк? - думаю я, и случайно выхватываю глазом из мелькающих и безвкусно переливающихся картинок - ценник: тысяча долларов. А может быть, евро? Какая разница!
Вальяжная тётенька за стойкой не мельтешит, себя уважает. Смотрит презрительно, как будто доподлинно знает, из чего сделаны бутерброды, которыми она торгует. Интересно, неужели ими кто-нибудь пле-Ницца?
Как чудо воспринимается мгновенно сработавший вай-фай. Читаю-отправляю на работу последние письма... Но нет, всё в порядке! За несколько шагов от кафе, сигнал пропадает, и я, как аэропортный сумасшедший брожу и машу гаджетом в поисках сети. Не нахожу. И Возвращаюсь в кафе. И это - правильно! Ведь проверяющий спросит: - Вай-фай провели? Беспроводной доступ есть?
Что ему ответят? - Есть! - и будут правы, не солгут. А детали? Кого интересуют детали!
Диктор равнодушно объявила посадку, народ побежал к стойке – это обычная история. Наш человек, закаленный в соцсоревнованиях - всегда должен быть первым! А вдруг, мест не хватит? А вдруг - два билета на одно место? Но всё зря. Навстречу им, как-то по-кукольному размахивая руками и выпустив закрылки пиджака, deus ex machina, появился мальчик с криком "посидите-посидите". Выглядело всё так, словно это была игра. Зар-Ницца!
И наконец-то! Вот он наш самый лучший отечественный американский самолет! Где стюардесса - или прокурор, или друг. Где соотечественники начинают после взлета свысока поглядывать на землю в иллюминатор. Где русская речь, судя по лицам, рождает легкое разочарование (Как я еще не там?! Я уже почти там! А вы всё ещё здесь?)
Но странно. Никто не хамит. Может потому, что полет только начинается?
Танец стюардесс я проглядел, что-то записывая в это время...
И тут..
Бортпроводница сказала "пердю" - и мы полетели.
Сразу после взлета представители экипажа подошли к моему соседу и сказали: - Господин Пупкин, здравствуйте! Мы рады вас приветствовать!
И тут я понял, что место мне досталось по ошибке. Плохо расслышав фамилию, под видом лорнирования окружающих облаков, рассмотрел, кто же это? Оказалось, что точно - Пупкин! Первый раз вижу!
Всё шло хорошо, но через полтора часа полета, ровно на полпути, автопилот бросил штурвал... Может вышел куда? Обед дважды прерывали. Стюардессы, жадно жующим пассажирам регулярно советовали затянуть потуже ремни (попробуйте как-нибудь, за обедом!), а сами разбежались по углам и затихли, перечеркнув себя по-диагонали особыми ремнями безопасности. Конечно, девчонки молодые! Их жальчее всего!
Но в самолете все решили, что, если уж погибать, то - сытыми.
- А какая рыба? - спросил Пупкин.
- Белая, - отвечал стюардесс, немного замявшись, словно он провинился, и я понял, что Пупкин отвечает у них на фирме за идеологию. Белых не есть, а есть только красных! Чуть позже это и подтвердил кусок сёмги, нырнувший под китайское море салата.
Вновь объявили про зону турбулентности, уже давно набившую оскомину шутку.
Неужели тот, кто придумал эту фразу, верил, что самолет - этот тупой носорог, летящий со скоростью 800 километров в час, - летит в ламинарной среде?
А нас все продолжало трясти! Хаотично болтались собачьи хвосты и груди, детишки, эти милые создания, перестали орать, как резаные, видимо нагрузив со страху памперсы. Стюардессы опять попрятались! Но автоматический воз-Ницца, похоже вернулся и дал пилоту по рукам. Это только на первый взгляд - трясет или не трясет - все равно летишь, но - раз-Ницца есть!
Мысль, что скоро под нами окажется море, успокоила ненадолго.
Но, если вам удалось прочесть все эти бреди,- то все закончилось хорошо.
И я, сойдя по трапу и раскинув руки, смог торжественно произнести: -Здравствуй, Ницца! Здравствуй, Францция!
Опять аэроэкспресс с Белорусского вокзала и напряженные фигуры пассажиров, пытающихся силой открыть или закрыть автоматические двери, на которых чёрным по жёлтому написано: Нажмите кнопку справа, если хотите открыть дверь!
Как странно люди открывают двери!
Вот седой мужчина, подёргав за ручку, всей спиной смиряется с результатом: не выйти. А вот - женщина помоложе. Она не сдаётся и на помощь выпущенным когтям призывает мышцы спины... А потом и те, что пониже. Если не видеть её рук, кажется, что она исполняет эротический танец.
По проходу прошёл неуклюжий мальчик, предлагая по двойной цене кофе и водичку, заранее громко крича: - Сдачи нет! Все деньги мокрые!
Сочувствующие пассажиры понимающе кивали головами и чтобы хоть как-то его поддержать, тихо говорили, ухватив чашечку: - Сдачи не надо!
На земле изменения были заметны сразу! Кондиционеры перестали лязгать, стало светлее. Хотя, может быть, в прошлый раз я улетал ночью - точно не помню.
И вот она, прямоугольно-кривая очередь на регистрацию! Very Ницца людей. И собак! Это весёлым образом отличало эту очередь и этот рейс от всего виденного до сих пор. И все собачки - маленькие! Тримминг идеальный! И вовсе не трясутся они от холода, а элегантно подрагивают! И обе мордочки - и её, и хозяйки - выражают медленное счастье, длящуюся эйфорию. Которая вдруг прерывается у маленького ризена из эконом-класса, встретившегося взглядом с надменной таксой из соседней очереди "бизнеса". Ризен громко вздохнул и медленно опустил взгляд... Хозяев не выбирают!
Наблюдая за собачками, понимаю, что меня все время что-то отвлекает. Что-то мелькает, колышется, перетекает. Волнуется неспеша, с высоты собственного достоинства. Вот тебе Ницца! Объём вылетающих грудей явно выше среднестатистического! Бюсты всех форм от разных производителей. Тут были представлены работы и отечественных, и зарубежных мастеров, нано- и макротехнологии, материалы твердые, приготовившиеся к взлету, и мягкие, готовые к ласкам средиземноморского прибоя.
Паспортный контроль. Гра-Ницца. Отдельная странность! Сколько бы ни летал, девушка, шлёпающая штампик в паспорт, всегда одна и та же! Одно и то же выражение лица. Одно и то же отсутствие улыбки. Одна и та же бодрящая утомлённость. Шлёп!
...И сразу - раздевание. Ремни, ботинки, туфли... Вон та, стройненькая, распаковалась мгновенно. Я тогда подумал: - Наверное, секретарша! Надо подглядеть, с какой скоростью она будет одеваться!
Глядел, глядел - так и не заметил. Склейка была грубой: вот она босая и без перевязи, а вот - уже в боевой готовности. Я с уважением посмотрел на неё. Точно секретарша, причём очень высокой квалификации!
Не издав никакого звука в металлоискателе, выплываю в море алкоголя. И логично решаю пойти выпить кофе, который по старой советской привычке тут продаётся по цене французского коньяка. А по какой же тогда цене коньяк? - думаю я, и случайно выхватываю глазом из мелькающих и безвкусно переливающихся картинок - ценник: тысяча долларов. А может быть, евро? Какая разница!
Вальяжная тётенька за стойкой не мельтешит, себя уважает. Смотрит презрительно, как будто доподлинно знает, из чего сделаны бутерброды, которыми она торгует. Интересно, неужели ими кто-нибудь пле-Ницца?
Как чудо воспринимается мгновенно сработавший вай-фай. Читаю-отправляю на работу последние письма... Но нет, всё в порядке! За несколько шагов от кафе, сигнал пропадает, и я, как аэропортный сумасшедший брожу и машу гаджетом в поисках сети. Не нахожу. И Возвращаюсь в кафе. И это - правильно! Ведь проверяющий спросит: - Вай-фай провели? Беспроводной доступ есть?
Что ему ответят? - Есть! - и будут правы, не солгут. А детали? Кого интересуют детали!
Диктор равнодушно объявила посадку, народ побежал к стойке – это обычная история. Наш человек, закаленный в соцсоревнованиях - всегда должен быть первым! А вдруг, мест не хватит? А вдруг - два билета на одно место? Но всё зря. Навстречу им, как-то по-кукольному размахивая руками и выпустив закрылки пиджака, deus ex machina, появился мальчик с криком "посидите-посидите". Выглядело всё так, словно это была игра. Зар-Ницца!
И наконец-то! Вот он наш самый лучший отечественный американский самолет! Где стюардесса - или прокурор, или друг. Где соотечественники начинают после взлета свысока поглядывать на землю в иллюминатор. Где русская речь, судя по лицам, рождает легкое разочарование (Как я еще не там?! Я уже почти там! А вы всё ещё здесь?)
Но странно. Никто не хамит. Может потому, что полет только начинается?
Танец стюардесс я проглядел, что-то записывая в это время...
И тут..
Бортпроводница сказала "пердю" - и мы полетели.
Сразу после взлета представители экипажа подошли к моему соседу и сказали: - Господин Пупкин, здравствуйте! Мы рады вас приветствовать!
И тут я понял, что место мне досталось по ошибке. Плохо расслышав фамилию, под видом лорнирования окружающих облаков, рассмотрел, кто же это? Оказалось, что точно - Пупкин! Первый раз вижу!
Всё шло хорошо, но через полтора часа полета, ровно на полпути, автопилот бросил штурвал... Может вышел куда? Обед дважды прерывали. Стюардессы, жадно жующим пассажирам регулярно советовали затянуть потуже ремни (попробуйте как-нибудь, за обедом!), а сами разбежались по углам и затихли, перечеркнув себя по-диагонали особыми ремнями безопасности. Конечно, девчонки молодые! Их жальчее всего!
Но в самолете все решили, что, если уж погибать, то - сытыми.
- А какая рыба? - спросил Пупкин.
- Белая, - отвечал стюардесс, немного замявшись, словно он провинился, и я понял, что Пупкин отвечает у них на фирме за идеологию. Белых не есть, а есть только красных! Чуть позже это и подтвердил кусок сёмги, нырнувший под китайское море салата.
Вновь объявили про зону турбулентности, уже давно набившую оскомину шутку.
Неужели тот, кто придумал эту фразу, верил, что самолет - этот тупой носорог, летящий со скоростью 800 километров в час, - летит в ламинарной среде?
А нас все продолжало трясти! Хаотично болтались собачьи хвосты и груди, детишки, эти милые создания, перестали орать, как резаные, видимо нагрузив со страху памперсы. Стюардессы опять попрятались! Но автоматический воз-Ницца, похоже вернулся и дал пилоту по рукам. Это только на первый взгляд - трясет или не трясет - все равно летишь, но - раз-Ницца есть!
Мысль, что скоро под нами окажется море, успокоила ненадолго.
Но, если вам удалось прочесть все эти бреди,- то все закончилось хорошо.
И я, сойдя по трапу и раскинув руки, смог торжественно произнести: -Здравствуй, Ницца! Здравствуй, Францция!
Это - Франция.
На информационном табло нехотя появляется объявление. Но не торопитесь! Оно неверное. Молоденькая француженка, смущенная и полусонная, громко выкрикнет, в какие ворота вам надо стремиться. И опять - не торопитесь. Здесь другая девушка, внимательно оглядев очередь, с интонацией "пошли все вон!" рявкнет: - Бизнес-класс!
И люди медленно потянутся занимать первые 13 рядов. Всего таких пассажиров будет 78. Ну, они заплатили побольше. В том числе и за то, чтобы дефилирующие мимо них обычные "экономисты" поняли, что пока не дотягивают до первого сорта.
Ждем опять! И, в это трудно поверить, но приходит третья мадам. Эта - уже мадам! Взгляд быстро меняется с наигранно-приветливого до отстраненно-придурковатого. Этот - второй - взгляд она, похоже, считает особенно неотразимым. Она кричит, что теперь проходят ряды с 26 по 36! Еще 66 человек. Очередь перемещается в сторону.
Я еще понимаю, когда самолет заполняется, начиная с носа. Но чтобы это делали с хвоста - это странно. Он же может носом ткнуть в небо! На Ил-62 в хвосте фюзеляжа было даже специальное небольшое шасси на стойке, чтобы этого не произошло.
А дальше долгий длинный переход по галерее. По главной кишке. Из которой отходят кишочки местного значения - уже к самолетам. В тех поворотах, куда заходить не надо, заняли место француженки. Хотел сказать, что прикрыли входы грудью, да нет, куда там, ведь Франция! Улыбаются они при этом так призывно, что кажется, что поставили их на этих перрекрестках вовсе не в роли барьеров.
И вот он самолет.
Сразу у входа - две пары бездонных женских глаз. Точно такие же я видел на одной из картинок в книге про австралийских ящериц. Губы под глазами крепко сжаты.
Бизнес-класс отделен от обычных пассажиров двумя табличками размером с баночку колы в профиль. Именно эта баночка ( бесплатно!), да еще маленький кусочек пиццы, да еще кофе или чай - в этом разница пассажиров 1 и 2 сорта. Пицца провоняет весь салон, ящерицы будут бегать по салону с тележками, громко выкрикивая "Чай, кофе" и уже вполголоса называя его цену.
Но ни чай, ни кофе не справятся с запахом висложопой Брунгильды, которая плюхнется рядом со мной в кресло. Положит на свой живот оранжевого медведя, и, долго болтая ногой, освободившись от вьетнамки, упрет свою пухленькую ножку в кресло напротив. Синие ногти на ноге будут красиво гармонировать с обивкой сидений. Наушники слегка избавят красавицу от монотонного шума двигателей, добавя гитар. Свободная от щеки рука медленно поползет по животу под медведя. Брунгильда закроет глаза. Голова медведя упадет на подлокотник, чтобы не видеть этого безобразия.
Под крылом медленно проползут Альпы. Запах бразильского кофе и датских ног сделает полет незабываемым.
На информационном табло нехотя появляется объявление. Но не торопитесь! Оно неверное. Молоденькая француженка, смущенная и полусонная, громко выкрикнет, в какие ворота вам надо стремиться. И опять - не торопитесь. Здесь другая девушка, внимательно оглядев очередь, с интонацией "пошли все вон!" рявкнет: - Бизнес-класс!
И люди медленно потянутся занимать первые 13 рядов. Всего таких пассажиров будет 78. Ну, они заплатили побольше. В том числе и за то, чтобы дефилирующие мимо них обычные "экономисты" поняли, что пока не дотягивают до первого сорта.
Ждем опять! И, в это трудно поверить, но приходит третья мадам. Эта - уже мадам! Взгляд быстро меняется с наигранно-приветливого до отстраненно-придурковатого. Этот - второй - взгляд она, похоже, считает особенно неотразимым. Она кричит, что теперь проходят ряды с 26 по 36! Еще 66 человек. Очередь перемещается в сторону.
Я еще понимаю, когда самолет заполняется, начиная с носа. Но чтобы это делали с хвоста - это странно. Он же может носом ткнуть в небо! На Ил-62 в хвосте фюзеляжа было даже специальное небольшое шасси на стойке, чтобы этого не произошло.
А дальше долгий длинный переход по галерее. По главной кишке. Из которой отходят кишочки местного значения - уже к самолетам. В тех поворотах, куда заходить не надо, заняли место француженки. Хотел сказать, что прикрыли входы грудью, да нет, куда там, ведь Франция! Улыбаются они при этом так призывно, что кажется, что поставили их на этих перрекрестках вовсе не в роли барьеров.
И вот он самолет.
Сразу у входа - две пары бездонных женских глаз. Точно такие же я видел на одной из картинок в книге про австралийских ящериц. Губы под глазами крепко сжаты.
Бизнес-класс отделен от обычных пассажиров двумя табличками размером с баночку колы в профиль. Именно эта баночка ( бесплатно!), да еще маленький кусочек пиццы, да еще кофе или чай - в этом разница пассажиров 1 и 2 сорта. Пицца провоняет весь салон, ящерицы будут бегать по салону с тележками, громко выкрикивая "Чай, кофе" и уже вполголоса называя его цену.
Но ни чай, ни кофе не справятся с запахом висложопой Брунгильды, которая плюхнется рядом со мной в кресло. Положит на свой живот оранжевого медведя, и, долго болтая ногой, освободившись от вьетнамки, упрет свою пухленькую ножку в кресло напротив. Синие ногти на ноге будут красиво гармонировать с обивкой сидений. Наушники слегка избавят красавицу от монотонного шума двигателей, добавя гитар. Свободная от щеки рука медленно поползет по животу под медведя. Брунгильда закроет глаза. Голова медведя упадет на подлокотник, чтобы не видеть этого безобразия.
Под крылом медленно проползут Альпы. Запах бразильского кофе и датских ног сделает полет незабываемым.
Опять Домодедово! Удобный и быстрый аэропорт, но ехать как же далеко!
Поехал сам, на своей машине. Хулиганские цены российского монопольного сервиса уже давно не удивляли. 500 рублей в сутки. Я посчитал, что машина будет стоять на час дольше круглого числа суток. Платить за час, как за сутки не хотелось. Но мысль "тут твоя Родина, сынок" - успокаивала.
Рядом с выходом на посадку места для посидеть-подождать, как всегда не нашлось. Свободно было только в курилке, в которой при полном отсутствии курящих было ощущение, что дым запускают специально через систему вентиляции.
- Сеня, съешь конфету, - услышал я откуда-то сбоку, - таки съешь её уже!
Я понял, это и есть мой рейс.
Но компания оказалась очень странной. Я-то надеялся на пейсы и кипы, но основную массу паломников составляли мусульмане и два православных священника. (Они потом, сев в самолет, выпьют два раза водки, и, перегнувшись через проход будут почти весь полёт цитировать друг другу Святое Евангелие).
...Как же хорошо, что при посадке придумали проходить в трубу. Не видно самолета! То есть не видно его внешнего состояния! То есть всегда остается надежда, что он новый и исправный.
Труба закончилась - впереди была кишка самолета. Тут все сомнения отпали сами собой...
А можно начать этот рассказик и по-другому.
Это очень странно началось. Я позвонил в Домодедово на стоянку, и мне вежливо ответили, что не надо беспокоиться - места будут.
Дальше было странным, что места действительно нашлись.
У стойки регистрации не было давки, хотя я приехал вовремя. Что-то, думаю, тут не так. Где же нормальный сервис с сердитым лицом и хамством? Подозрительно как-то!
И вот всё встало на свои места. Мы зашли в самолет!
Я сразу ощутил транс. И совсем не потому, что это слово есть в названии компании. Просто - так случилось. Сиденья кто-то поставил так близко друг от друга, что я со своими совершенно нормальными ногами, туда никак не помещался. Не спасла и спинка сидения. Он попросту не откидывалась. Так мне и пришлось лететь - приняв положение какого-то строительного инструмента.
От имени компании очаровательная обезьянка мне принесла извинения. Заметьте: не пересадила, не сломала эту чёртову спинку, а - принесла извиния. И налила 100 граммов Camus, видимо решив, что так извинения дойдут быстрее. Что самое поразительное - извинения действительно дошли и перешли в глубокий детский сон. Который ненадолго смог прервать только лёгкий перекусон. До того лёгкий, что сну он никак не помешал.
И тут пришло время садиться. В смысле - приземляться. Чтобы пассажирам не было грустно после того, как они застегнули ремни, между шторками из стюардного отсека неколько раз показывалась головка другой обезьянки мужского пола. Ошибки быть не могло - молодой шимпанзенок. На пятое его появление кто-то в голос заржал. Невозмутимыми оставались только несколько святых отцов, хряпнувших одновременно со мной - кто водки, кто коньяку.
Пилоту было скучно. Заходя на посадку, он отработал несколько боевых разворотов, причём один раз это было так круто, что моему соседу ничего не оставалось делать, как жениться на своей соседке с противоположной от меня стороны. Наверное, так и произошло.
Русские обозначили себя нестройными апплодисментами при посадке. И первый раз в жизни у паспортного контроля я был вторым, т. е. в самом начале очереди. Офицер за стеклом посмотрела на меня с такой пронзительной тоской по Родине, что я сразу спросил её: - А правда, что штамп в паспорт можно не ставить? И поставить его во вкладышь?
- Истинная правда, - по-иерусалимски ответила она.
Значит, понимает.
Дело в том, что в этом запутанном мире, если ты побываешь в Израиле, и тебе шлёпнут в паспорт местную отметку, одновременно тебя не пустят в арабский мир. Никуда. Кроме Египта и Иордании, по-моему. Убить израильским штампом мою саудовскую мечту я не хотел, и спас её.
Дальше - таможня. Самая страшная таможня в мире - предупреждали меня. Но меня она не пугала, потому что ни бомб, ни автоматов у меня в багаже не было. Небольшой рюкак за плечами на багаж-то вообще не очень тянул. И?
Полное разочарование.
На меня поглядели издалека, небрежно махнули рукой и демонстративно отвернулись. Я уж чуть было не возмутился:
- Стой, а проверять?!
Но потом решил побыстрее добраться до стоянки такси, потому что впереди меня ждал не просто незнакомый город. А город, в котором надо было найти улицу в несколько метров длиной, название которой, мне сообщили только примерно.
2008
Поехал сам, на своей машине. Хулиганские цены российского монопольного сервиса уже давно не удивляли. 500 рублей в сутки. Я посчитал, что машина будет стоять на час дольше круглого числа суток. Платить за час, как за сутки не хотелось. Но мысль "тут твоя Родина, сынок" - успокаивала.
Рядом с выходом на посадку места для посидеть-подождать, как всегда не нашлось. Свободно было только в курилке, в которой при полном отсутствии курящих было ощущение, что дым запускают специально через систему вентиляции.
- Сеня, съешь конфету, - услышал я откуда-то сбоку, - таки съешь её уже!
Я понял, это и есть мой рейс.
Но компания оказалась очень странной. Я-то надеялся на пейсы и кипы, но основную массу паломников составляли мусульмане и два православных священника. (Они потом, сев в самолет, выпьют два раза водки, и, перегнувшись через проход будут почти весь полёт цитировать друг другу Святое Евангелие).
...Как же хорошо, что при посадке придумали проходить в трубу. Не видно самолета! То есть не видно его внешнего состояния! То есть всегда остается надежда, что он новый и исправный.
Труба закончилась - впереди была кишка самолета. Тут все сомнения отпали сами собой...
А можно начать этот рассказик и по-другому.
Это очень странно началось. Я позвонил в Домодедово на стоянку, и мне вежливо ответили, что не надо беспокоиться - места будут.
Дальше было странным, что места действительно нашлись.
У стойки регистрации не было давки, хотя я приехал вовремя. Что-то, думаю, тут не так. Где же нормальный сервис с сердитым лицом и хамством? Подозрительно как-то!
И вот всё встало на свои места. Мы зашли в самолет!
Я сразу ощутил транс. И совсем не потому, что это слово есть в названии компании. Просто - так случилось. Сиденья кто-то поставил так близко друг от друга, что я со своими совершенно нормальными ногами, туда никак не помещался. Не спасла и спинка сидения. Он попросту не откидывалась. Так мне и пришлось лететь - приняв положение какого-то строительного инструмента.
От имени компании очаровательная обезьянка мне принесла извинения. Заметьте: не пересадила, не сломала эту чёртову спинку, а - принесла извиния. И налила 100 граммов Camus, видимо решив, что так извинения дойдут быстрее. Что самое поразительное - извинения действительно дошли и перешли в глубокий детский сон. Который ненадолго смог прервать только лёгкий перекусон. До того лёгкий, что сну он никак не помешал.
И тут пришло время садиться. В смысле - приземляться. Чтобы пассажирам не было грустно после того, как они застегнули ремни, между шторками из стюардного отсека неколько раз показывалась головка другой обезьянки мужского пола. Ошибки быть не могло - молодой шимпанзенок. На пятое его появление кто-то в голос заржал. Невозмутимыми оставались только несколько святых отцов, хряпнувших одновременно со мной - кто водки, кто коньяку.
Пилоту было скучно. Заходя на посадку, он отработал несколько боевых разворотов, причём один раз это было так круто, что моему соседу ничего не оставалось делать, как жениться на своей соседке с противоположной от меня стороны. Наверное, так и произошло.
Русские обозначили себя нестройными апплодисментами при посадке. И первый раз в жизни у паспортного контроля я был вторым, т. е. в самом начале очереди. Офицер за стеклом посмотрела на меня с такой пронзительной тоской по Родине, что я сразу спросил её: - А правда, что штамп в паспорт можно не ставить? И поставить его во вкладышь?
- Истинная правда, - по-иерусалимски ответила она.
Значит, понимает.
Дело в том, что в этом запутанном мире, если ты побываешь в Израиле, и тебе шлёпнут в паспорт местную отметку, одновременно тебя не пустят в арабский мир. Никуда. Кроме Египта и Иордании, по-моему. Убить израильским штампом мою саудовскую мечту я не хотел, и спас её.
Дальше - таможня. Самая страшная таможня в мире - предупреждали меня. Но меня она не пугала, потому что ни бомб, ни автоматов у меня в багаже не было. Небольшой рюкак за плечами на багаж-то вообще не очень тянул. И?
Полное разочарование.
На меня поглядели издалека, небрежно махнули рукой и демонстративно отвернулись. Я уж чуть было не возмутился:
- Стой, а проверять?!
Но потом решил побыстрее добраться до стоянки такси, потому что впереди меня ждал не просто незнакомый город. А город, в котором надо было найти улицу в несколько метров длиной, название которой, мне сообщили только примерно.
2008
Летать становится неинтересно.
С Белорусского вокзала пустили поезд прямо до здания аэропорта.
И он вовремя приезжает! Без получасового опоздания!
Сидения мягкие, антимакасары - кожанные!
Это - очень смешно.
Ряды сидений специально расположены в неудобной близости друг от друга.
Вот за это спасибо! Учли специфику знакомой авиакомпании! Заранее подготавливают: дальше будет еще неудобнее.!
Да и люди как- то вяло толкаются! Никто не закурил в тамбуре!
Светодиод на надписи "Туалет" - светиться! Ну, это уж вообще безобразие!
Может и туалет работает? И никто не будет писать между тамбурами?
Вот это сервис! Вот это жизнь!
Да еще и проследовали без остановок! Без резких торможений.
Без таких, что кто- нибудь в вагоне должен громко, но кратко вспомнить подружку молодости - легкого поведения, и сказать: - Вот (небольшая пауза) подружка молодости легкого поведения!
Потом - обычные досмотры. И, как всегда, пара мужиков с видом шахтеров, которых выгнали с работы по причине тупоумия, сделав вопрошающие лица "А это что, аэропорт?", медленно начнут втираться в очередь раздражающе близко к её началу.
Все контроли на этот раз неправдоподобно быстрые, девушки приветливы, очередей нет. ..
Это как понимать?
С подозрением иду дальше... Ага! Ну, слва богу, всё в порядке! Туалет на ремонте! Ближайший - на другом конце аэропорта.
Это означает, что я дома. И впереди - перелёт.
Бортпроводница сделала мне лицо, но на вопрос ответить так и не смогла. А что я спросил? Ничего такого: - Значит, в Душанбе летим?
И только потом сообразил, что она могла подумать о моем желании бежать из Москвы в Душанбе, захватив самолет.
Чтобы загладить неловкость я улыбнулся самой широкой своей улыбкой, которой до этого момента никогда не пользовался. Весь путь до кресла по узкому проходу пустого самолета ушел на то, чтобы собрать всю физиономию обратно. Она вся разъехалась, как у змеи, заглатывающей кролика.
- И все- таки это лучше,- подумал я,- чем разбираться с бдительными охранниками и опоздать на рейс из- за неуместной шутки.
Но, поверив мне и поняв, что она не ошиблась и разрешила мне три с лишним часа мучиться в неудобном кресле, она в течение всего пути ходила мимо меня и улыбалась. Наверное, ей нравится Душанбе! Или, по крайней мере, она была там ! Какие еще варианты?!
Соседка затеяла дебош. Её с детьми посадили на разные ряды. Это и вправду неудобно. Я потом видел, как она кормила их из прозрачной коробки мелко нарезанными огурцами... С вилки. И решил, что, если бы она делала это через проход между рядами - могло получаться не так ловко. А при такой рассадке - дети к середине полета задремали, мирно переваривая огурчики (в Европе-то поостерегуться небось!), а к концу полёта стали бесшумно, но осязаемо попукивать. У них полет удался.
Мне было хуже.
Девушка-соседка, достав свой планшет, стала что-то записывать в нем. Я и не подсматривал особо. Но как можно не увидеть огромный заголовок, который программа выдернула из начала и написала крупно в качестве заголовка: "Я сейчас в самолете..."
Списывает что ли, подумал я (потому что сам писал), но тут же увидел перед собой нерезкое лицо этой девушки. Нерезкое, потому что очень близкое. И даже несмотря на невозможное расстояние, с которого ее было удобно только укусить, а не увидеть, я не мог не заметить в зрачке маленькую буковку "с" в кружочке. Ага, копирайт! Авторские права защищает - понял я и демонстративно отвернулся.
Все казалось бы! Но нет.
Девка оказалась злопамятной. Она дождалась пока мы все поедим. Когда унесут подносы и медленное томление в животе начнет плавно передаваться всему, уже частично дремлющему организму... И в этот момент сделала совершенно неожиданное. Она сняла обувь и левую ногу, ту самую, которая шла сюда в метро, толкалась на Белорусском вокзале, подпирала саквояж в вагоне быстрой, но нашей электрички... Ту самую ногу, которая и на таможенном, и на паспортном контроле слегка высовывалась из ее то ли туфли, то ли сапога. Эту ногу она достала из под сиденья и положила на самое видное место. Себе на коленку.
Поставив виртуальный рекорд по подводному плаванию, я решил не умирать и все же вдохнуть воздуха. Вдохнул...
И умер.
Я почти мгновенно и сладко заснул. И полетел... В пространстве над облаками меня слегка раскачивало и плавно несло вперёд Вдруг на горизонте показалась маленькая точка. Точка приближалась. Выплывший монитор радара громко предупредил об опасности. Но я все равно покачивался в истоме, когда вдруг распознал в приближающейся точке стюардессу. Пилотку она уже потеряла (ну, это и понятно, ветер же!), ее волосы развевались в разные стороны, отчего издалека она была похожа то ли на Бабу Ягу, то ли на ее метлу. Но вот она уже близко, и ее одинокий зуб, высовывающийся внизу вверх на полщеки выдает недобрые намерения:
- Сейчас я тебя обслужу питанием!, - ухмыляясь произносит она, - Обслужу питанием.
Я просыпаюсь...
От легкой истомы не осталось и следа.
- После обслуживания питанием, можно будет совершить покупки в нашем магазине, - объявили громко.
Так это не сон был?
По проходе приближалась бортпроводница. Зуба не было. Пилотка на месте.
Значит, приснилось...
Но питанием обслужили.
2011
С Белорусского вокзала пустили поезд прямо до здания аэропорта.
И он вовремя приезжает! Без получасового опоздания!
Сидения мягкие, антимакасары - кожанные!
Это - очень смешно.
Ряды сидений специально расположены в неудобной близости друг от друга.
Вот за это спасибо! Учли специфику знакомой авиакомпании! Заранее подготавливают: дальше будет еще неудобнее.!
Да и люди как- то вяло толкаются! Никто не закурил в тамбуре!
Светодиод на надписи "Туалет" - светиться! Ну, это уж вообще безобразие!
Может и туалет работает? И никто не будет писать между тамбурами?
Вот это сервис! Вот это жизнь!
Да еще и проследовали без остановок! Без резких торможений.
Без таких, что кто- нибудь в вагоне должен громко, но кратко вспомнить подружку молодости - легкого поведения, и сказать: - Вот (небольшая пауза) подружка молодости легкого поведения!
Потом - обычные досмотры. И, как всегда, пара мужиков с видом шахтеров, которых выгнали с работы по причине тупоумия, сделав вопрошающие лица "А это что, аэропорт?", медленно начнут втираться в очередь раздражающе близко к её началу.
Все контроли на этот раз неправдоподобно быстрые, девушки приветливы, очередей нет. ..
Это как понимать?
С подозрением иду дальше... Ага! Ну, слва богу, всё в порядке! Туалет на ремонте! Ближайший - на другом конце аэропорта.
Это означает, что я дома. И впереди - перелёт.
Бортпроводница сделала мне лицо, но на вопрос ответить так и не смогла. А что я спросил? Ничего такого: - Значит, в Душанбе летим?
И только потом сообразил, что она могла подумать о моем желании бежать из Москвы в Душанбе, захватив самолет.
Чтобы загладить неловкость я улыбнулся самой широкой своей улыбкой, которой до этого момента никогда не пользовался. Весь путь до кресла по узкому проходу пустого самолета ушел на то, чтобы собрать всю физиономию обратно. Она вся разъехалась, как у змеи, заглатывающей кролика.
- И все- таки это лучше,- подумал я,- чем разбираться с бдительными охранниками и опоздать на рейс из- за неуместной шутки.
Но, поверив мне и поняв, что она не ошиблась и разрешила мне три с лишним часа мучиться в неудобном кресле, она в течение всего пути ходила мимо меня и улыбалась. Наверное, ей нравится Душанбе! Или, по крайней мере, она была там ! Какие еще варианты?!
Соседка затеяла дебош. Её с детьми посадили на разные ряды. Это и вправду неудобно. Я потом видел, как она кормила их из прозрачной коробки мелко нарезанными огурцами... С вилки. И решил, что, если бы она делала это через проход между рядами - могло получаться не так ловко. А при такой рассадке - дети к середине полета задремали, мирно переваривая огурчики (в Европе-то поостерегуться небось!), а к концу полёта стали бесшумно, но осязаемо попукивать. У них полет удался.
Мне было хуже.
Девушка-соседка, достав свой планшет, стала что-то записывать в нем. Я и не подсматривал особо. Но как можно не увидеть огромный заголовок, который программа выдернула из начала и написала крупно в качестве заголовка: "Я сейчас в самолете..."
Списывает что ли, подумал я (потому что сам писал), но тут же увидел перед собой нерезкое лицо этой девушки. Нерезкое, потому что очень близкое. И даже несмотря на невозможное расстояние, с которого ее было удобно только укусить, а не увидеть, я не мог не заметить в зрачке маленькую буковку "с" в кружочке. Ага, копирайт! Авторские права защищает - понял я и демонстративно отвернулся.
Все казалось бы! Но нет.
Девка оказалась злопамятной. Она дождалась пока мы все поедим. Когда унесут подносы и медленное томление в животе начнет плавно передаваться всему, уже частично дремлющему организму... И в этот момент сделала совершенно неожиданное. Она сняла обувь и левую ногу, ту самую, которая шла сюда в метро, толкалась на Белорусском вокзале, подпирала саквояж в вагоне быстрой, но нашей электрички... Ту самую ногу, которая и на таможенном, и на паспортном контроле слегка высовывалась из ее то ли туфли, то ли сапога. Эту ногу она достала из под сиденья и положила на самое видное место. Себе на коленку.
Поставив виртуальный рекорд по подводному плаванию, я решил не умирать и все же вдохнуть воздуха. Вдохнул...
И умер.
Я почти мгновенно и сладко заснул. И полетел... В пространстве над облаками меня слегка раскачивало и плавно несло вперёд Вдруг на горизонте показалась маленькая точка. Точка приближалась. Выплывший монитор радара громко предупредил об опасности. Но я все равно покачивался в истоме, когда вдруг распознал в приближающейся точке стюардессу. Пилотку она уже потеряла (ну, это и понятно, ветер же!), ее волосы развевались в разные стороны, отчего издалека она была похожа то ли на Бабу Ягу, то ли на ее метлу. Но вот она уже близко, и ее одинокий зуб, высовывающийся внизу вверх на полщеки выдает недобрые намерения:
- Сейчас я тебя обслужу питанием!, - ухмыляясь произносит она, - Обслужу питанием.
Я просыпаюсь...
От легкой истомы не осталось и следа.
- После обслуживания питанием, можно будет совершить покупки в нашем магазине, - объявили громко.
Так это не сон был?
По проходе приближалась бортпроводница. Зуба не было. Пилотка на месте.
Значит, приснилось...
Но питанием обслужили.
2011
- Ну и шо? - услышал я за своей спиной у стойки регистрации.
- Да, ну-у, - ответила ей ее подруга. И эта фраза меня почти напугала. Почтому что прозвучала как "тону".
Полет начался с Аэроэкспресса. Очень удобно! Без пробок на дорогах. Комфортно. И очень предупредительно. Поезд отправлением ровно в 7 утра, медленно качнулся в направлении аэропорта только 10 минут спустя.
- Время в пути 45 минут, - объявил голос давно уже одинокой женщины. Я посмотрел на билет. Он был с дамой не согласен. 48,- говорил он. И я вспомнил объявление в поезде, подъезжающем к Женеве: - Дорогие пассажиры, мы опаздываем на три минуты, но вы не волнуйтесь! Вас дождутся все поезда на пересадку!
Интересно, будут ли сегодня также ждать пассажиров самолеты?
Но женщина не дала мне подумать о смысле времени и отношении к нему. Он продолжала: - Граждане пассажиры! Будьте бдительны! Не принимайте пакеты от незнакомых людей!
Какие пакеты? Становилось интересно! Я стал ждать незнакомца. Интересно пакет с каким содержимым он мне предложит?
- Ожидания напрасны, - сказал я сам себе. И грустно взглянул на лысину второго пассажира в дальнем конце вагона.
"Ситибанк всегда с вами!" - гласили пять или семь разноцветных плакатов и плакатиков.
Вот он! Я не знаю его! Он и должен мне предложить какой-то пакет! Ждать оставалось недолго. Минут 40.
Вспомнив, что еду бизнесс-классом, я ткнул на планшете в вайфай-соединение. И тут стало ясно, что нечего ждать ни от РЖД, ни от Ситибанка. Ничего мне тут не дадут!
Пойду хоть воды бесплатно попью!
2014
- Да, ну-у, - ответила ей ее подруга. И эта фраза меня почти напугала. Почтому что прозвучала как "тону".
Полет начался с Аэроэкспресса. Очень удобно! Без пробок на дорогах. Комфортно. И очень предупредительно. Поезд отправлением ровно в 7 утра, медленно качнулся в направлении аэропорта только 10 минут спустя.
- Время в пути 45 минут, - объявил голос давно уже одинокой женщины. Я посмотрел на билет. Он был с дамой не согласен. 48,- говорил он. И я вспомнил объявление в поезде, подъезжающем к Женеве: - Дорогие пассажиры, мы опаздываем на три минуты, но вы не волнуйтесь! Вас дождутся все поезда на пересадку!
Интересно, будут ли сегодня также ждать пассажиров самолеты?
Но женщина не дала мне подумать о смысле времени и отношении к нему. Он продолжала: - Граждане пассажиры! Будьте бдительны! Не принимайте пакеты от незнакомых людей!
Какие пакеты? Становилось интересно! Я стал ждать незнакомца. Интересно пакет с каким содержимым он мне предложит?
- Ожидания напрасны, - сказал я сам себе. И грустно взглянул на лысину второго пассажира в дальнем конце вагона.
"Ситибанк всегда с вами!" - гласили пять или семь разноцветных плакатов и плакатиков.
Вот он! Я не знаю его! Он и должен мне предложить какой-то пакет! Ждать оставалось недолго. Минут 40.
Вспомнив, что еду бизнесс-классом, я ткнул на планшете в вайфай-соединение. И тут стало ясно, что нечего ждать ни от РЖД, ни от Ситибанка. Ничего мне тут не дадут!
Пойду хоть воды бесплатно попью!
2014
info@egorserov.ru